Найденный мир - Страница 89

Никольский подавленно молчал.

– Теперь вы понимаете, почему я говорю: очень многие готовы будут цепляться за любую соломинку, лишь бы не допустить мысли о том, что дорога на восход от Камчатки теперь приводит на миллионы лет назад.

– В таком случае мы зря тратим время на изучение мелких форм здешней живности, – подумав, заметил зоолог. – Обнаружить известные в ископаемом состоянии виды проще, когда речь идет о… крупных существах.

– Вот только мы уже видели этих существ и знакомых среди них не нашли, – ответил Обручев. – Конечно, без вскрытия судить сложно… Однако, боюсь, что для того, чтобы доказать совпадение фауны Нового Света с известной мезозойской, придется отправить не одну экспедицию. Неполнота геологической летописи…

Он прервался.

– Вам не кажется, что издалека доносится какой-то шум? – спросил он. – И птицы притихли…

Договорить ему не удалось. Со стороны лагеря, верней, из-за скалистого холма, на склоне которого тот притулился, там, куда направилась охотничья партия, донеслись уже знакомые ученым звуки живых «пароходных гудков», но теперь они раздавались намного ближе. С полдюжины голосов выводили нестройным хором что-то атональное. «В современном концертном зале, – с раздражением подумал Обручев, – им было бы самое место. Искусство, достойное динозавров…»

Потом хор оборвался. Его перекрыл далекий, но явственно слышимый, неимоверно жуткий полувой-полускрежет, днем раньше ввергший в панику невозмутимого тератавра. Невозможно было даже представить, что за тварь издает подобные звуки. Вподголосок дикой какофонии звучали панические голоса дребезжащих фанфар.

– Что за?!. – Никольский вскинулся, попытался встать, но поскользнулся на влажном мху и замахал руками, пытаясь устоять. Нога его ухнула в скрытую ползучим гнетовником яму. Дальнейшее произошло очень быстро.

Из-под зеленого полога стремительно выметнулось черное гибкое тело, разворачиваясь китайским зонтиком. Зоолог от испуга не удержался, неловко повалившись в живой матрас стланика, и замер, когда на груди его воздвигся, раскинув когтистые крылья-лапы, напуганный и злой «черный петух». Из раззявленной пасти исходило пронзительное шипение, уходившее в ультразвук.

Грохнул выстрел.

Комендор Черников, приставленный к двоим ученым для охраны, не стал даже подниматься с валуна, на котором сидел, ожидая, пока его подопечные соизволят закончить спор и двинуться дальше. Трудно было сказать, слушал ли он беседы естествоиспытателей, но его основательное, уютное молчание скрывало поразительную быстроту реакции. Пуля берданки снесла тварь на три шага назад. По всей видимости, «петухи» не отличались противоестественной живучестью стимфалид, а может, пуля задела жизненно важный орган. Так или иначе, но наземь тварь упала уже мертвой. Только подергивались задние лапы, украшенные жуткими когтями.

– Ох-х!.. – просипел Никольский, поднимаясь на карачки. – Спасибо. Спасибо.

– Вот же… – пробормотал Обручев, приминая растрепавшуюся бороду. – Откуда только…

– Смотрите, она обронила добычу, – указал зоолог, понемногу приходя в себя. – Куда-то несла? Или поймала здесь, а мы ее спугнули?

Геолог шагнул к мертвой полуптице. Что-то билось в глубине сознания, пытаясь достучаться до самодовольного, невнимательного рассудка. Что-то уже виденное, очевидное…

– Александр Михайлович, – проговорил он, вглядываясь в полуоткрытую пасть. – Кажется, мы нашли наш неоспоримый довод.

– Где? – Никольский присел рядом прямо на мох: ноги его не держали.

Геолог раздвинул челюсти птицеящера геологическим молотком.

– Вот. Надеюсь, вы еще не дали «петухам» видового наименования, потому что оно у них уже есть. Я уже видел эти зубы – точнее, один зуб. Его описал Лиди еще полвека назад и дал животному имя «троодон». Подходяще, правда?

– Ранящий зуб, – пробормотал Никольский. – Жалко, Лиди не видел его когтей.

– Мне не сразу пришло это в голову, потому что, кроме зубов, от троодона не сохранилось ничего, – пояснил геолог. – Вначале зуб приписывали особого рода ящерице, потом – мелкому мегалозавру…

– Мелкому, – проворчал его товарищ. – Едва меня не раздавил. Тяжелый он неожиданно. Ждешь, что он вроде птицы – легкие кости и пух, а как наступит… Тро-о-дон, – повторил он, перекатывая слово на языке. – Хорошо. Надо будет отнести животное в лагерь: будет очень интересно его вскрыть, сравнить с анатомией стимфалиды. Что-то мне подсказывает: они родственники, но не очень близкие. Как кошки с собаками. Кстати, вы мне заморочили голову, Владимир Афанасьевич. Как же это – не попалось нам существ, известных в ископаемом виде? А ихтиорнисы?

Геолог пожал плечами.

– Готов биться об заклад, что кто-нибудь их объявит особенным видом чаек. Или бакланов. Не отличая при том первых от вторых. А зубы – ну, что зубы? Атавизм. Я еще и про инокерамий забыл: двустворки с острова Николая Второго, помните? Тоже что-нибудь придумают.

– И про троодона придумают, если уж на то пошло, – заметил Никольский со вздохом. – Чтобы не верить в нежелаемое, человек себе что угодно напридумывает. Такая натура.

Его перебила донесшаяся издалека новая волна скрежещущего рева. И выстрелы. Неслаженная, паническая пальба, словно стрелки безуспешно пытались остановить простым свинцом что-то неудержимое, чудовищное. Или сверхъестественно живучее.

Черников одним движением поднялся на ноги. Винтовка в его руках не дрожала, но взгляд метался из стороны в сторону, выискивая движение в путанице перистых листьев.