Найденный мир - Страница 143


К оглавлению

143

– Да, теперь припоминаю, – кивнул Обручев, успокаиваясь.

Он по-прежнему не понимал мотивов гостя, но, по крайней мере, данное им объяснение прозвучало достаточно связно и к тому же соответствовало прочим известным профессору фактам.

– Доктор Билич рассказывал о вас. Вы весьма убедительно… симулировали последствия сотрясения. Он даже опасался, что вы не перенесете обратной дороги.

– В какой-то момент я мог оправдать его опасения, – признался британец. – Кроме физических ран, есть и душевные, а у меня, как понимаете, было много времени на раздумья. В какой-то момент я почти решился шагнуть за борт…

– И что же вас остановило?

– Вы верите в Бога, профессор? – задал встречный вопрос Харлоу. Обручев, не ожидавший подобного поворота беседы, задержался с ответом, и британец, усмехнувшись, продолжил: – Так я и думал. Среди ученых принято верить в науку, в окончательное знание, мы же на море куда более набожны… или, вернее сказать, суеверны. Не знаю, был наш броненосец кем-то проклят или, может, высшие силы ниспослали нам искушение. А то и впрямь не было ничего, кроме стечения обстоятельств, усугубленного гордыней. В любом случае взять на себя еще и грех самоубийства у меня не хватило решимости. Можете счесть меня жалким трусом, профессор.

– Я геолог, а не судья! – раздраженно произнес Обручев. – Если вам, любезнейший, угодно, чтобы кто-то дал оценку вашим делам, то вы ошиблись каютой. Уверен, капитан Колчак с удовольствием окажет вам подобную услугу.

– О да, в этом я не сомневаюсь, – отозвался Харлоу. – Насколько я успел узнать, ваш капитан тоже склонен к быстрым решениям. Но мне сейчас нужен слушатель, а не судья-адвокат.

Некоторое время Обручев молчал, размышляя. Усталость и злость советовали отправить британца ко всем чертям, но в итоге любопытство исследователя взяло верх.

– Что ж, – медленно процедил он, – я согласен выслушать вас. Но предупреждаю, что веры вашим словам…

– Просто выслушайте, ничего больше, – торопливо попросил Харлоу. – Я не собираюсь оправдываться, клянусь вам. Мы стали жертвами несчастливого стечения обстоятельств… но решения, ставшие роковыми, были приняты по нашему собственному выбору. Все началось в то злосчастную ночь, когда наш угольщик пропал в тумане…

Когда капитан-лейтенант закончил свой рассказ, чернильный мрак ночи за иллюминатором сменился рассветными сумерками.

– Скажите… – после долгого молчания нарушил тишину Обручев, – а почему вы решили рассказать мне все это?

Британец пожал плечами:

– Трудно сказать. Наверное, все же хотелось, чтобы хоть кто-то, кроме меня, знал правду. Хотя, учитывая обстоятельства… вряд ли она когда-нибудь станет официальной версией.

– А что предпримете дальше вы?

– Исчезну, – решительно сказал Харлоу. – Как только ваш кораблик причалит в порту Владивостока, я сойду на берег и… На первое время деньги у меня есть, – он выразительно хлопнул себя по предплечью форменки, – в конце концов, на фоне всех прочих преступлений, что мне припишут, взлом корабельной кассы – сущие мелочи. Потом, когда шум поутихнет… Океан велик, затеряться в нем не так уж сложно. А сейчас, когда мир захлестнет новая «географическая лихорадка», и вовсе легко. Я не могу исправить того, что мы натворили. Даже искупить. Но я попробую сделать в жизни что-нибудь толковое… ну и остаться в живых, конечно.

– Что ж… – Профессор вновь замолчал, собираясь с мыслями. – Не могу сказать, что проникся к вам симпатией, мистер…

– Я и не рассчитывал на это, профессор.

– Да, – согласился Обручев, – себя вы не щадили, не выгораживали.

– Правда, только правда и ничего, кроме правды, – процитировал Харлоу знаменитую судебную формулу. – Взамен я прошу лишь об одном: сохраните мою тайну до Владивостока.

– На этот счет можете быть спокойны, – устало вздохнул геолог. – Выдавать вас я не собираюсь. Однако у меня к вам будет встречная просьба: постарайтесь больше не попадаться мне на глаза!


Пасха в году от Рождества Христова 1909-м пришлась на двадцать девятое марта – тот самый день, когда канонерская лодка «Манджур» вошла в бухту Золотой Рог после пяти месяцев похода.

Бурные волны Босфора-Восточного сменились спокойными водами бухты, слева проплывал Эгершельд, а впереди, под Алексеевской горой, рыжели подвыцветшие за зиму шишаки Успенского собора, и далеко разносился колокольный звон над торопливо сгоняющим с лица постную мину городом.

Весна выдалась жаркая: снег уже сошел с сопок, земля подернулась зеленью. Пронзительное голубое небо пачкал дым из труб: в топках «Манджура» дожигали остатки взятого в Петропавловске угля. Вздрагивала под ногами палуба. Кричали настоящие, белые, беззубые чайки.

Дмитрий Мушкетов смотрел вокруг и не мог наглядеться. Самые обычные вещи представлялись упоительными истосковавшемуся взгляду. Вот пыхтит катер, вот бегут по берегу мальчишки, тыча пальцами в сторону проплывающего корабля, вот колышут ветвями липы – все это вымылось из памяти за время пути и переживалось теперь, как в первый раз, ярко и сладко. А опасные приключения на Земле Толля, наоборот, тускнели, приобретая взамен гибельного близкого блеска романтическую патину. «Еще немного, – подумал молодой геолог, – и я смогу заставить себя смеяться над пережитым. А то и написать об этом книгу. Мемуары. Пожалуй, смог бы поспорить с господином Буссенаром, если только добьюсь достаточной бойкости пера».

От раздумий о будущей литературной карьере его оторвало приглушенное «чвирр?».

– Нечем мне тебя угостить, Чик, – вздохнул Мушкетов. – Поклянчи у Талы лучше.

143