Найденный мир - Страница 14

– Петропавловска? – эхом откликнулся Обручев, с некоторым недоверием оглядывая берег. Издалека невозможно было без подзорной трубы различить отдельные деревья в невысоком густом лесу, но для начала северной весны Земля Толля выглядела подозрительно зеленой и цветущей.

– Только не говорите, будто вы не заметили, что климат в здешних местах существенно теплей, чем в тех же широтах Старого Света… – Колчак запнулся. – Старого Нового Света. Американскому континенту придется подыскивать другое имя. Короче говоря, мы находимся на широте Британской Колумбии, и я каждое утро ожидаю, что пойдет снег.

– Хм. – Обручев пригладил бороду. – Прошу простить покорно, Александр Васильевич, но вы решили сообщить мне об этом прежде, чем нашим товарищам, и притом наедине, имея в виду некую причину. Меня она также интересует.

– По правде сказать, Владимир Афанасьевич, – объяснил Колчак, не смутившись, – я намерен возложить на вас руководство временным лагерем. Разумеется, командовать матросами я оставлю одного-двоих наших офицеров, но мы и так стеснены в людях. С другой стороны, у вас есть опыт в руководстве экспедициями, и вы не столь… увлекающаяся натура, как ваши коллеги. Мне ничего не остается, кроме как положиться на ваше здравомыслие.

– Моего ассистента, – подсказал геолог, – вам придется взять с собой, если вы отправитесь на разведку. Конечно, без него будет немного сложнее…

– Я выделю вам в помощь кого-нибудь из матросов посмышленее, – пообещал Колчак. – А взамен попрошу приложить руку к решению одной важной проблемы.

Обручев поднял брови:

– Проблемы пропитания. Если мы задержимся на Земле Толля дольше, чем на две недели, нам не хватит провизии на обратный путь, даже если урезать рационы. Единственное решение, которое мне приходит в голову, – это пополнить запасы на берегу. И я не могу положиться в этом на профессора Никольского. Хотя бы потому, что он значительно меньше вашего знаком с фауной мелового периода. Поэтому я прошу вас… – Капитан замялся. – Проконсультировать охотничьи партии. На всякий случай.

…Обручев беспокойно огляделся. Вокруг царила деловая суета, напоминавшая трудовые будни муравейника – матросы ставили палатки, кто-то волок, покрякивая, тяжелый ящик, боцман выказывал положенные ему по чину познания в сквернословии, а профессор Никольский уже с полчаса сидел, подтянув под себя ноги, на рыже-черном валуне у кромки воды и вглядывался в набегающие волночки. Сидел неподвижно и молча: плохой признак.

Геолог подошел. На плоской верхушке валуна, кроме профессора, с удобствами разместилась целая батарея склянок для образцов. Почти все они были пусты, лишь в нескольких шевелилось нечто многоногое, черное, неприятное. Образцы пород, по мнению Обручева, были значительно симпатичнее.

– Что-то случилось, Александр Михайлович? – спросил геолог, глядя под ноги. Море подступало к самому основанию валуна, волны облизывали уже изрядно обсосанный выступ брекчии, выплескиваясь на обнаженные бока стеклянистых осколков и скатываясь обратно по глубоким промоинам, напоминавшим жилки гигантского каменного листа.

– Вельтшмерц, – отозвался зоолог, не сводя взгляда с ближайшей прожилки.

Обручев неопределенно хмыкнул. По его опыту, если человек начинал объясняться загадками, значит, ему отчаянно хочется выговориться. Главное тут – не мешать ему лишними расспросами.

– Я начал собирать образцы… – проговорил Никольский и замолк.

С образцов начали все участники научной группы, с той только разницей, что Обручев, безжалостно пользуясь старшинством, отправил Мушкетова бегать по окрестностям лагеря с молотком и сумкой – младшему из геологов предстояло отправиться в разведывательное плавание на «Манджуре», в то время как старшему – заниматься геологической съемкой на берегах Зеркального, почему последний и позволил себе немного расслабиться. Ботаник Комаров явочным порядком выделил себе в помощь двоих матросов, которые помогали ему корчевать и тащить на борт канонерки небольшой – по пояс человеку – древовидный хвощ, каким во множестве поросли склоны за линией, куда не долетали соленые брызги. Только зоолог трудился в одиночестве.

– …Начал и понял, что можно просто идти вдоль линии прибоя и собирать все. Подряд. Что не попадалось прежде – в баночку. Здесь нет уже описанных видов. Не надо искать незнакомое: незнакомо все.

Обручев хотел было возразить, что с того момента, как экспедиция пересекла Разлом, она только и сталкивалась с более-менее знакомыми – в ископаемом виде – созданиями, и тут же понял, что возразить ему нечего. Палеонтология изучала то, что соизволила сохранить для нее природа: остатки гигантских существ, разнесенные по геологическим слоям и разбросанные по всему свету, сосредотачиваясь в тех немногих местах, где условия способствовали захоронению уцелевших костяков. Чем глубже залегает слой, тем меньше шансов обнаружить в нем скелет допотопной твари.

– Я шел и шел, – продолжал зоолог, не глядя на собеседника, – все медленнее и медленнее. Потом остановился у этого самого камня. Потому что осознал: мне не хватит места для образцов. Даже если я буду выбирать только самые интересные. Всех трюмов «Манджура» не хватит. Всех трюмов всех флотов мира не хватит. Мы только-только нахватались по верхам и возомнили, будто описали вчерне живой мир Земли, – и тут перед нами открывается новый мир, и его придется описывать заново.

Он перевел дыхание.

– Описывать заново. Заново смотреть и вновь видеть. Назовите как хотите – озарение, прозрение, мистический опыт, – но с моих глаз только что упало мутное стекло. И я не уверен, что не ослепну от света. – Никольский горько хохотнул. – Что за шутку сыграл с нами Всевышний, разломив мир, точно орех!